|
Преступление на почве дружбы | Если бы у меня был друг, а друга у меня нет и никогда не было, я бы сделал для него всё, на что способны благородство и преданность. Со следами зубной пасты в потресканных уголках губ, цветочного одеколона и табака я входил бы к нему, чтобы не обрести, а отдать. И я отдавал бы ему. Я дал бы ему любовь, чистую и гуманную как майский цветок, но омерзительнее, чем животная похотливость. На конкретных примерах я показал бы ему похотливость, граничащую с самоуничтожением. Я открыл бы ему членовредительство как магический эликсир, с лихвой искупающий и похоть, и платоническую любовь. Среди плешивых мочалок и засаленных халатов в полоску я, хохоча, избавлялся бы от порочности и невинности, оставляя восторженные натюрморты - причудливые овалы липких отметин на кафельной плитке и баллончике воздухоочистителя. Я напивался бы с ним до чертиков, до пиковых валетов. Хватал бы его за грудки, дергал, лапал, щипал, целовал бы страстно, без удержу и взасос. Прижимался бы, распустив сладкие слюни, слабой дружеской головой к его стойкому дружескому плечу, нашептывая непристойные хмельные признания. Я занес бы его номер в телефонную память, чтоб никогда не разменивать дружбу на примитивную комбинацию клавиш. И я звонил бы ему. Я противился бы: неотложным визитам, срочным переговорам, рутинной текучке - короче, тем ежедневным манипуляциям, что прессуют его тонкий механизм работоспособности в безликой толпе чванливых ничтожеств. Я воспрепятствовал бы его занятию мастурбацией и чтению книг перед сном, что одинаково. Превратил бы в кошмар просмотр новостей, стирку носков, поверку электросчетчика. Подверг бы сомнению его редкие контакты с посторонними людьми: лунатиками, любовницами и слизняками. Я отвлекал бы его от утренней гимнастики и не способствовал бы правильному пищеварению. Но совесть, первейшая ипостась нашей дружбы, не позволила бы мне останавливаться на этом. И я являлся бы к другу во сне. Напичканный азотом и гелием, мерцающий и эфироподобный я парил бы инкогнито над его страдающим либидо, возбуждая, пугая и ожесточая его. Я, как насмешливый фавн, надругался бы над его тщетными попытками избавиться от моего влияния, пусть даже преображенного сгустками воздуха в ночные трансцендентные озарения. Склонный к метаморфозам, я множился бы перед ним - то ужасный, то великолепный - бесчисленной гвардией, соединяясь в могущественный конгломерат. Я ширился бы и рос, и лишь достигнув предельных размеров, исчерпав перевоплощения и заполнив пространства, я лопнул бы - исполинский шар сновидения, оставляя его одного обмоченным, счастливым и потрясенным. И это я делал бы для него... Возможно, мой друг и не одобрит мои усилия, отвергнет искреннее участие. И я предполагаю это. Не исключаю, что внезапно его охватит жгучая ненависть, временное отвращение по отношению к другу. И он выкрикнет обидные лживые слова, ударит в лицо, разбив его в кровь. Захочет, безумец, растоптать нашу дружбу, самое прочное, что есть у обоих. Не ведает, что творит. Не понимает, но знаю - поймет, что для него друг. Порукой тому: его холодная, не сгибающаяся ладонь, его пустые глаза без зрачков, его застывшие сухожилия, его подожженный почтовый ящик, когда-то в нетерпении исцарапанный мною, а теперь доверху наполненный моими посланиями.
|
| Вернуться... |
| ©Леленков И. |
| ©"Mik..." |
| Любое коммерческое использование материалов без согласования с автором преследуется по закону об авторском праве Российской Федерации. |