|
Вся жизнь |
1. Как только она себя почувствовала, она уже знала, кто она и где находится. Тонкий лучик света падал на ее нежную кожицу, и она инстинктивно тянулась к нему. Тянулась и не могла оторваться от набухшей и безостановочно питающей ее живительными соками пуповины. Она страдала. Но знала, была просто уверена, что настанет время и это случиться: она полетит навстречу этому лучику, и свет ослепит и примет ее, и она ворвется в мир, прекрасный и созданный только для нее. Снова и снова ощущала она солнечный привет мира, прорвавшийся к ней сквозь обволакивающий и успокаивающий мрак. Едва увидев далекое яркое пятно, навсегда забилось в ней горячее желание устремиться к нему, быть поглощенной им. Справедливо будет заметить, что она не могла слышать, видеть или осязать, но она чувствовала все. И это всеобъемлющее чувство с лихвой заменяло ей все остальные; она просто знала обо всем: что есть или происходит вокруг. Неожиданно, у нее появился выбор, и она выбрала себе имя - Мия. Она была крохотным нарождающимся орешком, зерном, зажатым в жестких чешуйках длинной шишки, висевшей на одной из верхних ветвей громадной Ели-Матери. Мия росла с каждой секундой, впитывая материнские соки и становясь все ближе и ближе к заветному неровному пятну света. А то, в свою очередь, будто чувствовало ее желание, увеличиваясь и раскрываясь навстречу растущему зерну. Однажды, Мия почувствовала, что уже почти готова вырваться в мир, и что это вот-вот произойдет. Она с возрастающим нетерпением и робостью готовилась к этому важному шагу. Ждала его так сильно. Она вся погрузилась в это томительное и сладкое ожидание, когда вдруг почувствовала крик! Это кричали ее сестры. Беспомощные возгласы были совсем рядом, а маленькие пушистые зверьки бездумно обрывали их своими ловкими лапками. А сорвав, уносили соседние шишки куда-то далеко, так далеко, что Мия уже не могла слышать их печальные голоса. Она чувствовала это, холодела от ужаса и сжималась пред властью неотвратимого. Как жаль! В это время крупные капли дождя упали на истерзанные ветви; они учащались и усиливались с каждой секундой, пока не пошел сильный ливень. Зверьки пропали. Мия не верила своему счастью, она знала, что у Матери осталось всего три шишки, и в одной из них была она. Дождь прошел, но зверьки больше не пришли. Мия с радостью поняла и крепко запомнила, что вода - это ее лучший друг, оберегающий от врагов и всегда приносящий помощь и жизнь. Через неделю из разогретой, раскрытой жарким солнцем шишки Мия вырвалась на свободу. Она и не подозревала, как буднично все произойдет. Вдруг, она почувствовала, как материнская пуповина отстала от нее и легкое дуновение ветра вынесло невесомое зернышко из мрака в ослепительно яркий день. Ветер поднял ее над деревьями, и Мия увидела свою Мать, свою шишку и свой лес. А еще она увидела что-то очень далекое и туманное, но так и не успела понять что именно; ветер резко усилился и понес ее вниз к земле, сквозь пронизанное солнцем редколесье. Эта дикая и непривычная ей пляска продолжалась недолго и Мия, выпав из ослабевшего у самой земли воздушного потока, ткнулась в жесткую подсохшую почву. Время снова остановилось. И хотя солнце регулярно поливало ее своим согревающим светом, день ото дня Мие становилось все хуже и хуже. Столь желанные еще недавно лучи морщили ее кожицу и иссушали тело. И не было больше материнских соков. И оставалась только надежда. И надежда принесла с собою теплые проливные дожди. Как радовалась им Мия! Спасена! Опять! Унесенная потоками влаги глубже в землю она вновь видела лишь далекие отблески света; но уже знала, что вновь вырвется к нему. И не невесомой былинкой, а гордым и уверенным в себе деревом. 2. Едва пробились первые корни, Мия уже спешила наверх, к солнцу. Ах, как не терпелось ей вытянуться вверх, к небу, стать выше всех ее подружек-елей и поскорей увидеть то, чего она так и не успела разглядеть во время своего недолгого и единственного полета в жизни. Но Мия крепко запомнила манящую даль, которая, вдруг, стала ее целью и все время влекла молодое дерево. К счастью, Мия не знала того, сколько ей еще придется испытать, прежде чем она сможет насладиться тем неясным видением, так неусыпно всплывающим в ее свежей памяти! Не подняла Мия свою гордую голову и на вершок от земли, как стало подмерзать. Редкие лучи солнца уже не грели ее, они становились все холоднее и холоднее. И однажды Мия увидела, как они, падая с неба, превратились в большие белые хлопья. Это было последнее, что она почувствовала перед долгим и глубоким обмороком. К зимнему сну Мия смогла привыкнуть только на пятый год, чудом выжив в первые два. Сейчас ее корни забрались глубоко в землю, и даже в самый лютый мороз они оставались живы, по весне легко выводя из оцепенения все юное дерево. Но на этом пятом году жизни пришла к ней и настоящая беда. Большой лесной кабан изрыл ее корни так, что Мия начала сильно болеть и страшно голодать. На ее счастье злой зверь напал на нее весной, и к приходу неприветливой зимы она почти поправилась. Но какой уязвимой она себя почувствовала тогда! Какой беззащитной! Но все же ни на минуту не оставляла ее мечта, скрывшаяся за высокими соседними елями. Увидеть это снова, и разглядеть! Разглядеть внимательно - что же такое так повлекло ее. Наверно, только благодаря этой надежде она и выжила. А окружающий мир равнодушно продолжал ее терзать. На двенадцатом году, жарким летом случилась страшная засуха. Мие не хватало воды, и она стала уходить корнями все глубже и глубже в иссыхающую землю. Несмотря на это, ее иголки все же стали желтеть и сыпаться тысячами. Через неделю от них не осталось и половины. Мия стала задыхаться. А еще через три дня она почувствовала, как всю ее плоть населил ужас. Она почувствовала огонь! Из-за долгой засухи начались лесные пожары. И Мия инстинктивно осознавала, что огонь - это ее самый страшный и безжалостный враг. А еще через день, когда ее уже покрывал толстый слой копоти от приближающегося с ветром пожара, она в первый раз увидела людей. Они ездили на больших плохо пахнущих машинах и легко выворачивали столетние деревья между ней и надвигающимся пламенем. Скоро огонь погас и люди ушли, но Мия навсегда запомнила их повелительное отношение ко всему. Она поняла, что погубив других, они спасли ее, но в следующий раз смогут погубить и ее ради себя. Но в памяти все стирается, и постепенно люди стали забываться. Еще бы, ведь скоро, очень скоро, она поднимется над всем лесом и сможет увидеть что, она и сама не знала. Мие было уже почти тридцать лет и до заветной ее цели оставалось не больше двух метров. Но однажды пошел сильный дождь, и Мия радовалась ему, своему другу, как обычно. Ведь он уже не единожды спасал ей жизнь. Но на этот раз все обернулось по иному. В самый разгар ливня соседний высоченный кедр прошила насквозь молния. Он погиб мгновенно, и едва загоревшись, был потушен обрушивающимся с неба водопадом. Но сразу же после удара несколько маленьких искрящихся шариков разлетелось от его вершины во всех направлениях. И один из них угодил прямо в Мию. Раздался сильный хлопок, и трехметровая верхушка с жалобным стоном полетела на землю, к своим корням. Как она кричала! Не от боли, нет. Она почти не чувствовала, как заживо горит ее тело, как дождь все-таки снова помог ей, залив своей прохладой остывающую рану. Она кричала оттого, что ее мечта, такая близкая еще пять минут назад, бездушно ускользала навсегда. Навсегда?! Нет! Едва оправившись от удара, Мия, словно стрелы, выпустила вверх две вершины: хоть одной, да суждено подняться над миром! 3. Это случилось на рассвете. После недели густых туманов и моросящих осенних дождей сильный западный ветер очистил бескрайний горизонт. И едва первые лучи солнца, еще пока скрытого от глаз, осветили синее небо, она увидела то, о чем мечтала все жизнь, с того самого первого полета. На алеющем пред восходящим светилом востоке четко обрисовывалась гряда больших и старых гор. Они приходили из ниоткуда и уходили в никуда. Встающее солнце окрашивало их зубчатые границы ярко красным, и казалось, приподнимало и без того высокие пики над землей. Днем, когда Мия смогла увидеть бескрайнюю пеструю равнину леса, с возвышающимися то тут, то там гордыми шапками кедров, она попыталась разглядеть среди зеленого однообразия свою Мать. Но не нашла и не почувствовала ее. Горы к тому моменту стало видно совсем отчетливо. Солнце падало на них сверху, и Мия вкрадчиво созерцала их километровые высоты, их гордые и мрачные скалы, их невысокие редкие леса. Да, она сумела разглядеть там деревья! Они были гораздо ниже, чем окружающий ее лес, и реже, но были! Как она хотела встать с ними рядом! Быть над миром, быть над всеми. Пусть даже ценой собственного роста, красоты и силы. Пусть ей там будет холодно или жарко, пусть ее гнет к скудной земле ледяной ветер, пусть неприветливые скалы обдают ее многотонным презрением. Но только там, в горах! Эта мечта была уже не осуществимой. Но мечта потому и мечта, что иногда бывает именно такой. 4. Еще через пять лет Мия захандрила. Конечно, она поднялась на один уровень с могучими кедрами, и любая другая ель была бы счастлива без меры. Но только не она. Как неотступно вставали каждое утро перед ее жаждущим взором далекие очертания недостижимых гор! Возникая размытыми сглаженными глыбами на юге, ближе, они поражали своей четко отточенной, презрительной холодностью и исчезали на севере нереальными, врывающимися в низкое небо тенями. И вот, однажды, вновь появились люди. Мия видела их во второй раз в своей жизни и даже не успела понять, за чем они пришли. Резкая, ужасная боль низвергла ее в темноту. Когда Мия пришла в себя, она сквозь раздирающие страдания во всем теле попыталась вернуться к способности ощущать. И когда после долгих мучений ей это все же удалось, она вновь лишилась чувств от осознанной действительности. Возвратившись из темноты Мия, не торопясь, обдумывала случившееся. Боль, став постоянной, уже перестала для нее существовать. Она лежала на лесопилке, рядом с другими высокими, или уже вернее сказать, длинными елями. Из всех них сделали толстые брусья во всю длину. Странно, что у ней сохранилась способность ощущать, ведь физически она была уже мертва. Но что-то непонятное и неподвластное обычным законам не позволяло ее душе покинуть эту униженную оболочку. И Мия, вдруг, поняла, что рада даже такой жизни. Тем временем, ее вместе с остальными перевезли на верфь, в город, где было много людей и плохо пахло. Ее уложили, как настил, на большой железный корабль. И пока он достраивался Мия видела, как рядом, по реке проплывают такие же суда. И многие из них плывут туда, к горам, к ее мечте. Ах, как бы забилось ее сердце, если бы оно у нее было! Она была готова пройти сквозь любые тернии, лишь бы поплыть вверх по реке. И сейчас, Мия готова была кричать на людей, почему же они раньше не срубили ее и не положили на корабль и не отправили к так давно желанной и, уже казалось, снова так близкой мечте. Когда судно спускали на воду, Мия рвалась из плена, стремясь выдрать из тела жалящие гвозди и плыть впереди корабля, чтобы быстрей достичь заветной цели. Но корабль оказался паромом. И проплыв всего один день, хотя и в направлении гор, был привязан к толстому тросу. С этих пор он стал плавать исключительно поперек реки, каждый раз сильно скрипя от возмущения по поводу столь несоответствующего настоящему кораблю направления. А Мия, бедняга, переварив шок, утешалась только тем, что хоть на один день, но стала ближе к горам. 5. Очень скоро, потеряв счет времени и толпам, неутомимо перевозимым паромом, она впала в долгое забытье. Ее не радовали теплые дожди, напоминающие о былых светлых днях, ей было наплевать на шлепки коровьего навоза, которые ей частенько доставались, она даже почти забыла свою мечту Прошел двадцать один год. Для нее же прошла целая вечность. Недалеко был построен мост, и паром за ненадобностью вытащили на берег. Хотели вскоре разобрать, но как обычно забыли. Мия почти не почувствовала этого. Только потом поняла, что чего-то не хватает. По ней больше не топали, паром надсадно не скрипел, и не было слышно плеска мерно разбивающихся о борт волн, когда-то такого милого и далеко манящего. Дорога стала совсем заброшенной, и только рыбаки редко забредали попытать свое счастье у крутого берега. Сколько она пролежала на берегу? Неизвестно. Все это время Мия лишь вспоминала старое и брюзжала в никуда о том, что то солнце слишком печет, и она рассыхается больше положенного, то дождь сильно льет и она уже почти сгнила от него, злыдня. Ни разу не вспомнила она за это долгое время свою мечту; ни разу не пришло к ней то чувство, которое она испытала когда-то при одном кротком взгляде на далекие и прекрасные горы. А, однажды, снова пришли люди. Они были молоды. Остановившись на берегу реки, они стали загорать и, конечно, купаться. Ближе к вечеру люди быстро развели костер из сухостоя и только тогда обратили свое внимание на старый паром. Мию выломали третьей. На первые два бруса люди сели сами, а ее положили в столь ужасный для нее когда-то огонь. Но она не боялась, ей уже давно было все равно. Постепенно пожираемая жадным пламенем Мия лежала и слушала тихие песни людей, так похожие на далекие воспоминания о робком ветре, играющим ее молодой кроной. И, вдруг, она почувствовала, как огонь освобождает ее душу от куска старого дерева, и она поднимается высоко вверх вместе с дымом ее горящего тела. Вверх! Мия как будто заново родилась. Она была готова умереть от радости, когда почувствовала уверенный западный ветер. Поднявшись над небольшими сопками, она снова увидела их. Вечерняя заря отбрасывала оранжево-красный отблеск на темневшую вдали гряду. Мия ликовала. Она летела к горам, и ничего ей уже не могло помешать. С каждой секундой все выше вырастали темнеющие на антрацитовом небе пики. Все ближе и ближе становилась далекая мечта маленького зернышка, которую оно пронесло через всю свою долгую и трудную жизнь. 6. Вместе с последними обрывками сна в замершей тишине палаты раздался пугающе долгий однотонный сигнал аппарата. Но она его уже не слышала. Она летела все ближе и ближе к постепенно теряющим расплывчатость очертаниям приближающихся гор. Прибежавшая на тоскливо кричащий зов медсестра хотела было вызвать врача и провести срочную реанимацию. Но, посмотрев на умиротворенное лицо умершей, помедлила, потом отключила ненужный уже аппарат и медленно возвратилась к себе. Открыв журнал передачи дежурств по Железнодорожной больнице, она по привычке подышав на шариковую ручку, записала: "00ч. 13 м., 7-ая палата, Перстенева Евдокия Петровна, 84 года, пенсионерка. Зафиксирована смерть. Диагноз: острая сердечная недостаточность"
|
| Вернуться... |
| Галицкий Даниил |
| "Mik..." |
| Любое коммерческое использование материалов без согласования с автором преследуется по закону об авторском праве Российской Федерации. |