|
Зачем это надо пытаться через мир животного, такого наивного и безудержного, передавать острый взгляд на какую-нибудь социально-значимую проблему, например, национальный вопрос? Это и не модно, и досадно как-то. Другой прием - анимизм, тоже потерял свое новое звучание. Наделять лохматое царапающееся существо человеческими чертами, думать за него, озвучивать его инстинкты - по меньшей мере, некорректно.
Да и было все это не раз, уже рождались такие идеи.
А эта история о том, как кот, будучи еще маленьким котенком, приобрел национальное самосознание. Его мамка, Машка, была очень плодовита. Ее хроническая беременность забавляла, и даже вызывала у некоторых несостоявшихся хранительниц очага непомерную злость:
- Опять опузатилась, сучка такая! Шлюшка звериная, нет бы за потомством следить, а то нарожает, бросит и опять шляться по дворам.
Катят, рыжих с белыми грудками (в Машку) и черненьких, и сереньких, и тигровых - разных (в папаш) оставляли в Центре еврейской культуры на месяц - полтора, пока они завесили от материнской груди и коробки, а дальше судьбы их расходились, как перпендикулярные прямые. Рыжие задерживались дольше, потому что вахтерша культурного центра, будучи ярко рыжей по синтетической своей природе, таких больше любила.
- Вот ведь стерва, ваша мамаша! - причитала она, поглаживая суетящегося под ее хозяйским халатом рыжика. - А тебя я не отдам никому.
Рыжика отдавали в надежные руки, а вахтерша впихивала в свое неоценимое тепло халата другого рыжика из следующего помета.
Еврейский культурный центр жил своей культурно-хозяйственной жизнью, и так бы все и продолжалось, но история это вовсе не о том, как все изменилось.
Рыжая вахтерша уволилась. Молодые котята остались без покровителя; обитатели центра привыкли к копошащимся в коробке, под батареей, между досками в полу разноцветным тревожным комочкам. А говорили, что стерва Машка как-то раз забыла про свой весенний выводок: возрадовалась праздничному солнышку и лоснящемуся хозяйскому коту из дома напротив. И загуляла так, что все котята подохли от голода; все они еще слепыми были. Может быть, это и слухи. А, а может, и правда. В любом случае, к Машке стали относиться с прохладцей. Шпроты с субботней трапезы ей, конечно, продолжали оставлять, но чтобы поговорить, за ухом потрепать - это уже нет.
Через некоторое время появился новый выводок: несколько замечательных здоровых котят. Только их, как и предыдущих, никто не видел. В здании уже полгода шел ремонт, и котята набирались жизненного опыта в грудах строительного мусора, под разбитыми досками полового настила и на чердаке. Только один, плюшево-рыжий с белым пузом и лапами озорник постоянно мелькал на глазах у прихожан. Его кругленькие голубые глаза выглядывали откуда-нибудь наивно и любопытно, озирали человека, оценивали его намерения, но не дожидаясь выводов, мчались в укрытие, и уже из-под батареи продолжали оценивать.
Других так и не удалось увидеть, а этот прижился. Решили оставить его с мамкой. Пускай теперь еще кошак поживет: такой же потомственный, да и вахтерше было бы приятно. Назвали Кузей. Имя появилось из воздуха, само собой. Машку тоже никто Машкой не называл, она сначала была Сионисткой, позже - Муркой, а потом стала просто Машкой. А Кузька миновал идейных инсинуаций в свой адрес, сразу стал Кузькой.
Через пару месяцев он занялся исследованием здания самостоятельно. Прошмыгнет то там, то здесь. Его стали замечать на молитвах, в бухгалтерии и даже в женском туалете.
- Кузя! Это еще что такое?! Ну-ка брысь от сюда, твой рядом.
Кузя очень любил лежать на диване в комнате, где собирается молодежь. Он пробирался туда через закрытую дверь и встречал ребят, словно хозяин. Если на него не обращали внимания, то он мог кувыркаться, скоблить сформировавшимися когтями грязно-красное покрытие, играть со своим хвостом - наслаждаться сторонним присутствием и быть в тени собственного удовольствия. Но если на него обращали внимание грубые похотливые руки или даже ласковые, то он не всегда сопротивлялся, хотя рано или поздно убегал под стол.
Иногда кузька прислушивался к происходящему. Особенно его интересовали подвижные уроки традиции и многолюдные праздники, прописанные в Торе. Он бродил или таился, и не разу сам не принял хоть какого-то участия; при этом наслаждался своей позицией стороннего наблюдателя.
А еще через какое-то время Машку нашли в подвале с расплющенной кирпичом головой. Говорили, что это несчастный случай. Или строители неаккуратно сложили материал. Вряд ли кто-то, даже чужие строители, хотел смерти Машки. Ее похоронили за Центром, там, где раньше стояли гаражи, а теперь собирались огораживать и выращивать морозоустойчивый овощ. Никто не говорил о несчастном случае, просто по деревянным лестницам и линолеумным полам перестала медленно, грациозно и саркастически мудро выхаживать кошка. Сейчас можно посмотреть со стороны на ее поведение. Она была мудра бесспорно, и любила всех своих котят. Первый выводок, тот просто грудью защищала, как львица. Она понимала, что зависит от этих людей, что лезут в коробку за ее котятами, лепечут над ними и кладут обратно уже пропахших всяческой синтетической гадостью (самой гадостной гадостью была рыжая копна вахтерши). Ведь эти же люди потом дадут ей и ее котятам тепло, крышу и регулярную еду. После появления котят, Машка даже стала позволять трепать себя за ухом, и делала умиротворенное выражение морды, потому что знала: так нравиться людям, так теперь лучше.
А что она часто рожала и перестала следить за котятами, так это привычка - кого хочешь обуздает.
Кузька к тому времени покрепчал, в нем было много от мамки. Даже не внешнего; тут они были очень похожи, почти одинаковы. Он был сам в себе, умел перестраиваться и созерцать, был непредсказуем даже самому себе.
Как-то раз он пришел в комнату, где собирается молодежь, и полез на колени к мирно сопящим детям и людям. Это был его первый шаг на сближение, до этого он все больше бегал и созерцал из тени. С тех пор он стал чаще наведываться туда, каждую пятницу пробирался в закрытую дверь и встречал народ. Когда зажигали свечи, сидел тихо. Когда становилось шумнее, бегал и улавливал смысл. В Субботу прокрался в молельный зал синагоги, и ни шорохом не нарушил сакральность церемонии. Уселся рядом с раввином и просидел так сорок минут, пока тот нараспев и напоклон оглашал послание к Б-гу.
А как только старики последовали к трапезному столу, Кузька убежал, и никто его не видел два дня. Для брачных игр он еще маловат, может, на чердаке отсиживался или ушел в подвал соседнего дома ловить мышей. в культурном-то центре все мыши на чердак переселились, потому что внизу все в строительной пыли - шатко. И Машка там уже ревизию навела. В последний раз...
Только не стоит думать, что все это рассказывается доля кокой-то метафоры. Мол, котенок Кузька является воплощение всего народа, чья судьба также печальна, но светла и богата. Или какой-то его части, тоже одаренной.
Отнюдь. История не более, чем о том, о чем она есть. Да и зачем пытаться усложнять жизнь?
Кузька вернулся на глаза чуть более сформированным и осмысленным. Подходил он к людям только по желанию, а не из долга. Причем, желание такое у него возникало не часто. Он был, видимо, одиноким, но одиночество стало самодостаточным. Осенью он лежал на молодежном диване, задрав переднюю лапу за голову и лукаво посматривая за самостоятельно шевелящимся хвостом в большой проем. Иногда, неожиданно для себя и хвоста кидался в большой проем, но хвост успевал отскочить...
Даже теперь кот Кузька, чье имя стало периодически заменятся на синонимичные (Вольдемар, Кешка, Аполлон или Герцель), вряд ли станет когда-нибудь главным котом Еврейского культурного центра. Его мамка была главной, а он, скорее, так и останется не при делах, хотя и погруженный всецело.
После своего двухдневного отсутствия он несколько изменился; и через месяц, когда за зарешечеными звездой Давида окнами начали покачиваться пушистые снежинки; и вечером пятницы молодежь зажигала свечи, разливала виноградное вино и перекрикивала сама себя; и миновав заспанного сторожа, в дом вбежал запорошенный мужчина сорока с лишним лет, пьяный, но расчетливо-ледяной, держащий опасную бритву в перчатке и шепчущий: "А вы говорили, это сложно; теперь я достану вас в самое сердце!"; и когда под визг девчонок и панический столбняк взрослых, один белобрысинький веснушчатый парнишка упал с распахнутыми непонимающими глазами, - кот Кузька рывком добрался до пропитывающейся красным в районе груди кофты и залег там всем теплым телом, и сидел так, огрызаясь на любое вторжение, до самого прибытия врачей.
Парнишку спасли.
Котенок Кузька так до сих пор и не вырос, не превратился во взрослого кота, и оглядывается все так кругом.
1. 11.01.
|
