Грибная история

Рассказ

Как известно почти все занятные байки исходят либо от охотников, либо от рыбаков. Правда, сюда с полным основанием можно приплюсовать и грибников, которые тоже на выдумки горазды. Грибники, как правило, народ солидный, склонный к созерцанию и раздумью и мне они более симпатичны, хотя бы по тому, что природе урона не причиняют, не в пример, первым двум фигурантам. Так вот, как только в лицее, где уроки физики вел Павел Сергеевич отшумели выпускные балы и педколлектив завладел своими законными отпускными, Пал Сергеич навострил лыжи в лес. Прихватив лукошко, фотоаппарат и некую снедь, для пополнения затраченной энергии на хождения по гатям и буеракам, ранней ранью, в конце июня махнул на электричке за десятки вёрст в старорусские леса, где, по рассказам бывалых лесолазов этих самых грибов на любой вкус хоть завались. Предприимчивый народ даже издал специальную карту "Мечта грибника". Но Пав Сергеич простаком себя не считал и потому на всех грибных угодьях поставил крест и пошел своим путём, понимая, что вся масса грибоискателей кинется непременно в те квадраты, где красочно обозначены то рыжики, то подосиновики, то царственные боровики. 
- Дудки! - про себя молвил Пав Сергеич и откололся от массы радикалънейшим образом. Сначала лес казался неприветливым, чахлым. Под ногами чавкало, омытый раннею росою кустарник, стегал по коленкам, и сырость неприятно просачивалась сквозь джинсы к живой коже, порождая дискомфорт. Но с появлением на горизонте Солнца - и лес как-то изменился л голоса птиц откуда то возникли, и нога увереннее стала под мхом ощущать твердь.
Настроение улучшилось, хотя на присутствие грибов никаких намёков не отмечалось. 
- Ну и пусть себе! - рассуждал бывалый грибник.
День только начинается. Через 30-40 минут бодрого ходу невидимая тропа вывела Пал Сергеича на укромную полянку и сразу же заставила его насторожиться. Метрах в пятидесяти от него на замшелом пенёчке сидел солдат. Сидел он к Пал Сергеичу спиной и не шевелился. А вдали пронёсся какой-то гул, напоминающий грозовые раскаты или отдалённую работу артиллерии. При этом на небе ни тучки. Пал Сергеич понимал, что гроза, вернее, признаки грозы могут быть и в чистом небе, потому и не удивился звуковому фону.
Приблизившись к солдату, на котором тускло, поблескивала каска, а плащ-палатка хранила следы глинозёма, ржавчины и ещё чего-то, Пал Сергеич замер: казалось солдат только-только сошел с ленты какого-то кино о Великой Отечественной. На звук шагов солдат повернул голову и бледное, землистого цвета лицо поразило грибника. В руках солдата был автомат ППШ. Необыкновенная усталость проступала во всей фигуре странного солдата. Каким-то отсутствующим взглядом, окинув приблизившегося физика, солдат спросил: 
- закурить не найдётся? 
Пал Сергеич мигом извлёк пачку сигарет и протянул солдату. Тот молча взял одну сигаретку, помял её в руках, понюхал и заключил: 
- трофейная.
Пал Сергеич угодливо приблизил к лицу солдата, огонёк зажигалки. Солдат прикурил, затянулся синеватым дымом и глухо закашлялся, опустив голову почти к самым коленям. Выдохнув облачко сладковатого дыма солдат вымолвил:
- тут вчера бой был. На фрицевский. пулемёт нарвались. Почти всю роту скосил... Пока солдат держал речь, Пал Сергеич обнажил свой "Зенит" и пару раз щёлкнул затвором. Присмотревшись, грибник заметил на груди солдата два ржавых пятна, какие обычно оставляет засохшая кровь. Мурашки пробежали по спине физика, - человека далёкого от суеверия и мистики. А в безоблачном небе, где-то ближе к горизонту снова что-то громыхнуло, раскатившись по-над лесом. 
- Ты, откуда, солдат? - не своим голосом полюбопытствовал учитель физики. 
- Туда, туда, - протянув руку, указал солдат, - не ходи, там мины... 
- Хорошо, хорошо. Спасибо, солдат! Я туда не пойду... 
И Павел Сергеевич стал медленно удаляться, не теряя из виду фигуру солдата, никак не отреагировавшего на его уход. На миг лишь, перебираясь через небольшую балку, потеряв из виду свой объект наблюдения, Пал Сергеич оглянулся, но солдата уже не было. Пенёк был на месте, чахленькая сосенка стояла где и была, а солдат словно растворился в полуденном мареве соснового леса. Дела!... мысленно развёл руками учитель физики. Но возвращаться к тому месту не стал, полагаясь на достоверную, материальную память своего "Зенита". Хотя и сам никак не мог отделаться от образа солдата времён Великой Отечественной войны, невесть откуда взявшегося в этом неприветливом лесу. Настроение шарить по кустам в поисках грибов пропало напрочь и Пал Сергеич побрел в направлении полустанка, существовавшего под номером 113.
Жена Маша - тоже учительница литературы того же самого лицея, очень удивилась столь раннему возвращению мужа и совершенно пустому лукошку, чего, впредь никогда не случалось. Ещё больше она удивилась странному рассказу мужа, и тем ощущениям, которые он пережил в старорусском лесу, где, как известно в 1941 году шли жесточайшие бои. Ещё больше они оба удивились, когда поспешно проявив плёнку, на ней не оказалось никакого следа от мистического солдата. Пенёк, покрытый мхом, чахлая сосёнка чётко оставили след на плёнке. Солдата, как и не было. Пал Сергеич впал в растерянность: всё было так реально. Он разговаривал со странным солдатом. Правда их разговор был как бы параллельным и нигде не пересекался. Но он всё-таки был. Он дал солдату сигарету. Сигарету? Она должна быть там... 
- Маша, едем! Я хорошо запомнил то место. 
Утром второй электричкой чета Орловых отправилась, даже не скажешь зачем? За миражом, наверное. О грибах никто и не вспоминал. Шли больше часа. Немного поблукали, но полянку Пал Сергеич всё же нашел. Когда лес поредел, чета Орловых, потеряв дар речи, увидела на том самом полусгнившем, замшелом пенёчке странного солдата в стальной каске и выгоревшей старой плащ-палатке. На шелест шагов, солдат повернул бледное уставшее лицо, которое вдруг стало расплываться, растекаясь по редким веткам можжевельника и дальней синеве леса. Подойдя вплотную к пеньку, муж с женой переглянулись: их слуха коснулся отдалённый ни-то гром, ни то гул канонады, рассекаемый редкими ружейно-пулемётными очередями. С сильно бьющимся сердцем, Пал Сергеич наклонился над пеньком, пошарил рукой в траве, перемешанной с мхом и торжествующе протянул Маше окурок той самой сигареты, которой он угостил мистического солдата. На фильтре явственно был виден прикус зубов. Солдат скурил чуть больше половины я бросил, пригасив трофейную забаву. Видимо русская мохра была солдату больше по вкусу. Па платформе Маша обратила взимание на старика - единственного пассажира, без всякой поклажи. Он был высок, худощав и сед. Пал Сергеич внезапно припомнил, что он уже видел этого старика именно здесь, на этом же месте, когда уезжал домой. Грибная публика мигом заполнила вагоны, а старик остался. Он вроде кого-то провожал. Вот и сейчас электричка тронулась, а старик остался один на нелюдимом полустанке.
- Странно, - подумал Пал Сергеевич. - Все странно! - И обращаясь к Маше, спросил:
- вот то письмо из папиного альбома, от моего деда, помнишь? 
Маша кивнула.
Так вот оно, кажется, из-под Старой Руссы было отправлено дедом моим? Ты не помнишь? 
Маша точно не помнила, ибо военная цензура имела привычку все упоминаемые в письмах населённые пункты замазывать тушью. А дату Маша хорошо запомнила: август, 1941 год. Это было единственное письмо деда с фронта. Сергей, то есть отец Пал Сергеича родился то ли в день получения этого письма то ли чуть позже. Вернувшись домой, Павел и Маша первым делом достали старый отцовский альбом. Письмо деда от частого разглядывания, а больше от долгого времени по изгибам перетёрлось и состояло из восьми частей, в одной из которых и был упомянут тщательно замазанный тушью населённый пункт. Он явно состоял из двух слов. Дед, которому об ту пору едва минуло двадцать лет писал: "А под шшшшш шшшшшш идут сильные бои. Лес сильно горит, а в окопах вода. Наш шшшшшшш окопался шшшшшшшш и с хлебом худо. шшшшшшш. Нас осталось шшшшшшш." Остальное, написанное химическим карандашом более шестидесяти лет назад почти уже не прочитывалось. Похоронки, ни какого-нибудь иного уведомления, в виду неразберихи и сложной обстановки сорок первого года семья Орловых не получала. И рядовой пехотинец Орлов Степан Лукич считался в семье погибшим, как теперь проясняется, под Старой Руссой, в этих грибообильных лесах. В трезвых умах педагогов показательного лицея №1 образовалась маловнятная сумятица, разобраться в которой оказалось не так то просто. Ещё и ещё раз всё разложив по полочкам, соединив несоединимое, утонув в предположениях и исходя из маловнятных фактов, решено было ещё раз, как принято говорить у военных, выехать на рекогносцировку на местность. На сей раз полянка с замшелым пеньком отыскалась быстро. День выдался пасмурным, накрапывал почти осенний дождик. Видимость заметно ухудшилась, но что знакомый пенёк никем не занят было заметно издалека. Физик с прихваченной из собственного сарая сапёрной лопаткой знаком был мало, но, увлекшись, раскопал вокруг гнилого пенька немалую траншею, вернее ровик, на дне которого очень быстро стала проступать ржавая торфяная жижа. Но труд был не напрасным. Несколько ржавых гильз от винтовочных патронов. Внимание раскопщика привлекла одна, шейка которой оказалась странным образом сплющенной, как показалось физику, при помощи камня. Очистив гильзу от грязи, Маша положила её бережно в свою сумочку. Когда разведчики уже собрались уходить, ровик почти полностью заполнила гнилая болотная вода. На платформе, не смешиваясь с разбитной, грибной публикой, в сторонке стоял тот самый седой старик, держа в руках суковатую палку. Павел и Маша хотели к нему подойти и познакомиться, но он вдруг, резко повернувшись лицом к лесу, зашагал через запасной путь и не оглядываясь углубился в темнеющий лес и растворился среди сосен, не дождавшись электрички. Дома Пал Сергеевич, первым делом занялся находкой, осторожно разогнув и расширив горловину гильзы, попытался пинцетом проникнуть во внутрь. На чистом листе подстеленной бумаги, содержимое гильзы оставило лишь ржавые следы размокшего праха, чем могла быть и бумага, которой некий солдат доверил свою историю может в последний час своей жизни, но время эту тайну не пощадило, как не щадит вообще ничего. Невидимые нити, соединяющие настоящее, прошлое и будущее, неосязаемы, незримы, но они несомненно есть, связывая всех нас - живых и мёртвых в нечто единое, именуемое в Книге Книг - Библии, как Бытие. Размышляя над событиями последних дней, Пал Сергеич припомнил чьи-то недавно прочитанные в какой-то книге стихи:

Повставали из Земли 
двадцать миллионов, 
что в боях тех полегли 
на полях зелёных, 
на несжатых, на измятых, 
кровью обагрённых. 
Становились в строй солдаты 
в роты в батальоны...

В тех ротах, батальонах - наши корни, наши прадеды, наши деды - бывшие солдаты второй мировой - самой беспощадной из всех войн всех времён и эпох и мне порой не верится, что и я с юных лет прошел этот путь, познав окопы Сталинграда, Поля Орловско-Курской дуги, льды Ладоги, но, прежде всего - эти старорусские болота и одичавшие леса, изобилующие ныне не только грибами, но и несметными именными и безымянными могилами моих однополчан-погодков. Что же касаемо Пал Сергеевича - то его какая-то неведомая сила просто влекла на тот 113 полустанок. Но он больше никогда не встречал на людной платформе, где суетились бесшабашные грибники и иной люд того странного старика, канувшего в глубь сумрачного леса, как в вечность.

Брянск, 2003 год