Ангел осени 

(сборник)

* * * 

Любовь и смерть! 
Целуясь, марионетки 
Запутались в нитях. 





1000 

Тысячу раз уходил, 
Тысячу раз возвращался. 
Ты тысячу раз права. 
Мои лёгкие как медуза 
Плавают в этих тысячах. 





БОЛЬШОЕ БУДУЩЕЕ 

Всё будет хорошо, 
Ты вернёшься ко мне, 
И искусственные части тела 
Можно будет вновь 
Заменить на живые. 





НОЯБРЬ 

Плащ ночного прохожего как стая ворон. Голые плечи утра - твои плечи. Я узнаю их после сна, когда мы встаём, оставляя незастеленной постель автострады - с остановившимся транспортом, рассерженными людьми. 

И летим под серым куполом под скрип деревянных стропил, хватаясь за гнущиеся в руках часовые стрелки. И отпускаем их, и ныряем в объятья друг друга вечером. 

Во дворе рыжий каштан танцует под ударами ветра. Тигры резвятся в прибое. 

Лакая солёную воду, смотрим друг другу в глаза. 





ИЗ ОСЕНИ 

Голое тело - это тело покойника. Под голубой простынёй с красными пятнами - камуфляж, помогающий скрыться в городе. Мчись в своём скоростном автомобиле до тех пор, пока не кончится бензин и колёса не остановятся, и земля под ногами не схватит тебя и не унесёт вслед за собой сквозь пустоту космоса. 

Мчись обратно во времени в милицейской машине в наручниках на руках за спиной, спи в тёплой кабине вместе с пьяными ментами до тех пор, пока аккумулятор работает, пока холод не пробрался внутрь. 

И теперь - уже просто иди по дороге, спотыкаясь прочь от остывающего железа навстречу рассвету. Твоё тело по одеждой теплее солнца, встающего над горизонтом. 

Тебя преследуют и пытаются задавить, визжат девчонки на заднем сиденьи, испытание для настоящих мужчин. За рулём - пока есть топливо. Удары бампера гонят тебя вперёд. 

Синяки на твоём теле. В больнице под голубой простынёй. Несмелые шаги по клейкому линолеуму, скрип приоткрываемой двери. Чьё-то тело прижимается к твоему, пытаясь согреться. Её руки и ноги оплетают твоё тело, горячий лоб прижимается к твоей груди. 

Солнце сквозь стекло палаты кажется тёплым. Бинты помогают коже не соскользнуть с костей, оставив лишь скелет греться в лучах застеклённого солнца. Вы не знаете, ко мне ночью приходила девушка, наверно мне приснилось это, её силуэт, втёкший сквозь дверную щель, просочившийся под одеяло и оплетший тело, словно ожившее чернильное пятно. 

Подпись на больничном листе и одежда, морозный воздух, разрываемый птичьим гомоном, разрывающий маленькие лёгкие песней. Всё кажется новым, почти чужим. Автобусная остановка и автобус, который отвезёт к конечной (начальной) остановке, остановившись по пути не более десяти раз, останавливаясь не дольше, чем на двадцать секунд каждый раз... Ухабы мягких кресел. Дребезжащее отражение в стеклянных стёклах. 

"Авто Мастер Ская" - слова выжжены на голубой краске, покрывающей ангар. Промасленные рабочие пьют чай из огромного термоса, от кружек в их руках и от них самих идёт пар. Зима. Снег укрыл собою всё, кроме неба. 

И людей. Как бинт накрывает раны. 





ПИАР 

наслаждения, доступ к которым я предоставлял вам 
сделали вас ленивыми 
надежды, которые я возлагал на вас 
были напрасны 

несколько царапин на пластиковом теле 
теле куклы, лишённом пола 
вы оставляете царапины 
прежде чем сгинуть окончательно 
и тогда уже ни одна пластиковая кукла 
не будет в силах помочь вам 

я путешествовал по миру, о 
я совершил ещё массу ужасающих преступлений 
я видел, как земля падает на солнце 
заказывая чашечку кофе и оставляя деньги на чай 

ты всё равно продолжаешь царапать 
моё пластиковое тело ножом-бабочкой 
ты всё равно не веришь мне 
всё равно хочешь сделать аборт на всякий случай 
на всякий случай не выбежишь на крик о помощи 
мой крик; я продолжаю кричать 

стены, деревья, ступени, ведущие вниз 
деньги и чёрная грязь на винтах самолёта 
синяки на твоей коже и вмятины на моей 
моё лицо на глянцевой обложке 
огромном плакате, рекламирующем 
самоубийство. 

aa?ioouny.... <http://www.checkoff.narod.ru/stories.html>
КРАТКАЯ АВТОБИОГРАФИЯ, 
ФАРШ ВМЕСТО МОЗГОВ 

Девушка, шестнадцать лет, блондинка, орёт в ужасе. 

Я пью кофе у неё на кухне, я беседую с её мамой, я улыбаюсь. 

Так я впервые и появился на свет - на чужой кухне, с чашкой кофе и сигаретой. 

Вечером - беседа с отцом девушки. Это больше всего её беспокоило: "Папа, что скажет папа?" Но ведь все мы - разумные люди, не так ли? А её отец к тому же ещё и курящий разумный человек. Общий язык найден почти мгновенно. То был день первый. 

И была ночь любви. Ей шестнадцать. Мне четырнадцать. Мы не выспались, мы вообще не спали. 

А утром нам надо в университет - ведь мы постарели сразу на пять лет за эту бессонную ночь. Падаем в объятия друг друга на большой перемене. 

- Когда мы совсем состаримся, - говорит она мне, - я буду возить тебя в инвалидной коляске, беспомощного, - и целоваться с другими стариками - из тех, у кого ещё остались собственные зубы - прямо на твоих глазах. 

Глядя в её карие глаза, ты веришь: так оно и будет. 

Уставшие, вымотавшиеся за день, мы лежим вместе с её родителями на диване и смотрим телевизор. Мы засыпаем. 

Утром я провожаю её на поезд, едущий в Париж - город огней, город любви. Поезд стоит ужасно долго, и за это время она успевает выплакать все глаза, а я - улыбкой сломать себе челюсть. Вся жизнь впереди. Моя жизнь, длившаяся два дня, подошла к концу. У меня и у моей девочки - вся жизнь впереди. 

И только что мы убили себя ради этой жизни. 





БЕНЗОКОЛОНЩИК 

"Бензин", - было написано на вывеске, мы продаём бензин. Ещё сутки, и я смогу закрыть глаза наконец-то, смогу заснуть. Ветер, врывающийся в приоткрытую дверь, уносит меня прочь от этого уродливого пластмассового островка посредине взрезанного горячим ножом шоссе бушующего зелёного моря. 

Я отпечатал по частям твою увеличенную в несколько раз фотографию и повесил снаружи на боковую стену бензоколонки так, чтобы люди из проезжающих мимо автомашин смогли бы разглядеть твоё лицо - ты так далеко от меня. Сделай я твою фотографию ещё больше, ты будешь ещё дальше - лапы нефтяных вышек в пыли, тяжёлые танкеры уходят под воду, птицы бьют крыльями в чёрном клею, не в силах взлететь. Дуло двустволки направлено прямо в лицо. 

Это меняет дело, возможно, им стоит отпустить бензин бесплатно. Товары из магазина, деньги из кассы - одно неосторожное движение, и я вижу огромную дыру в своём затылке; она кажется мне гораздо больше самого затылка. Бесполезно пытаться, этот парень мёртв. 

Я подумал о тебе так далеко от меня, думающей, что я ещё жив, ошибающейся как всегда, - я никогда не хотел быть рядом с тобой, ты не понимала меня и заставляла меня делать вещи, которые я делать не хотел, - и лицо другой девушки, блондинки, однажды виденной в порнофильме, выплыло из красных глубин памяти. Она сидела на берегу моря обнажённая, кричал радиоприёмник у её ног. Я хотел бы вернуть мою прекрасную жизнь назад, но от меня остался лишь запах бензина, дыра в черепе и твоя багровая фотография на белой пластиковой стене. 

Девушка открывает глаза, крутит настройку приёмника. Я пою, и горячий ветер налетает на нас и уносит меня прочь. 





ХОЗЯЙКА ДОМА 

Я всего лишь оболочка, меня на самом деле не существует. Они растили меня с повязкой на глазах, они одевали, связывали меня по рукам и ногам. Они давали мне деньги, они кормили меня, сдерживали меня. Они познакомили меня с парнем, который разорвал меня пополам, мальчик-свинья, принюхивающийся к запаху, идущий по следу. Боящийся темноты, света, себя самого и меня, работающий как машина, возвращающийся домой по закоулкам, по закоулкам достигающий меня, как грязная вода по трещинам во льду, как взбесившийся под лучами радиации росток. Как смертельная болезнь, миллиарды детских ртов жадно хватающие воздух под тонкой кожей. "Моя девочка", бормочет он, вгрызаясь в мою плоть, "моя девочка, скажи..." - и я повторяю за ним его слова, движение размазывает лицо по фотографии, как отпечатки кожи на линзе видеокамеры, он снова уходит, оставляя меня одну, плавятся как воск стены квартиры от его огромных движений во мне; остаются лишь дыры, все стены в дырах, сквозь которые я слежу за ним, за его попытками схватить меня, спрятаться от меня, освободиться. Во мне он - словно вепрь в ночи; изнурённый, он спит, в то время, как ночь не кончается, длится... Он погибнет когда-нибудь, оставив меня одну, он исчезнет когда-нибудь - и я останусь одна. 

Он ищет меня, он приводит другую женщину к себе домой, он приводит ещё и приводит следующую. Теперь он путает их имена, они смеются над ним, во всём, что происходит с ним, он винит только меня одну, он нападает на меня на улице, он требует, чтобы я вернулась к нему... Вернулась куда? С детства меня связывали по рукам и ногам, я и сейчас пошевельнуться не могу, пальцем не могу пошевелить. Он сам, его слова, его удары по лицу - так далеко от меня сейчас! Он стал похож на призрака, я почти не ощущаю его - мальчика-свинью, которого я знала когда-то. Теперь ему негде спрятаться, и он напуган до смерти. Он разговаривает с кем-то, кого здесь нет, люди оборачиваются на него на улицах, показывают пальцами, издеваются над ним. 


Он уехал так далеко, как только мог, чтобы забыть меня, но я продолжаю видеть его - на берегу девственного и яростного океана, взбирающегося по диким уступам гор, замерзающего у костра в ночном лесу. Да, он стал оборотнем - чистым сознанием, извивающимся, плывущим по небу взглядом, костной пылью, развеянной ветром. Он стал мной. Он пишет этот рассказ. 





БЕССВЯЗНЫЙ ПЯТИГОРЧАНИН 

Мы познакомились с ней у злого камня. Люди часто приходят сюда загадывать желания - люди нашего города, из тех, кто ещё остался в живых. Пьяного смеха, громких разговоров вы не услышите здесь, у злого камня - разве что смущённые улыбки. Это место похоже на пустую могилу, мемориал непроизошедшему событию, памятник неизвестному герою, может быть героем и не бывшему. 

Молчание. Лишь иногда - цветы, и, ещё реже, - написанные паутинным почерком на папиросной бумаге и свёрнутые в тонкие трубочки, записки. "Он был с нами, он навсегда с нами, он никогда не уйдёт", - слышался шёпот. Иногда я видел - люди плакали, уходя отсюда, освободившись, или шли решительно словно медленные пули, раздвигая толпу идущих навстречу. У неё, в её руках в чёрных нитяных перчатках была одна гвоздика, зажата в руке как зелёное перо; не оставляя следов, красный бутон плыл на чёрном фоне одежды. 

Проводив её, я стоял на улице, ожидая, пока не зажжётся свет в одном из высоких окон. 

Это район старых домов. Ночь. В отвесном лунном свете видно, как блестят глаза лошадей в глубине проходного двора. 

От стены отделилась тень и неслышно приблизилась, я не сразу заметил её, что она делает здесь? Она следит за мной, в сердце моё вонзается нож снова и снова - так бьются два наших сердца. Она всегда следит за мной и нападает, когда я не жду этого. Я обхватываю её за тонкую талию, и мы взвиваемся вверх и растаиваем, словно два призрака, взвившихся над костром и сгорающих в небе осенних листа. 

Бессонная ночь позади, отвращение на лице в зеркале, круги под глазами, щетина, похожая на плесень. Лицо морфиниста, бледное восковое лицо, пылают волосы над головой Моё лицо похоже на старый рекламный плакат, - какой бы товар ты не взялся рекламировать, о нём уже давно забыли: редкость, раритет; хлам; машина для путешествий во времени. 

Тень уже обосновалась на кухне, пишет, курит дешёвые сигареты одну за другой. Разыгрывает из себя писателя. Её нож лежит тут же. Я отрезаю им хлеб, намазываю масло. Мы с тенью делаем вид, что не замечаем друг друга. Кухня маленькая, и мы с нею сейчас должно быть походим на пару пенсионеров, свыкшихся, притерпевшихся к причудам и выходкам друг друга, мы походим... просто походим друг на друга - я и моя тень. 





ШОУБИЗНЕС 

Двое на проводах, мы жили вместе в одной квартире, спали в одной постели вдвоём - это ещё ни о чём не говорит, мы ложились на неё с разных сторон, ложились и засыпали. Сложные взаимоотношения. 

Мы встречались с другими людьми, шли куда-нибудь, трахались с ними, а потом они узнавали о нас всё, и мы говорили, что мы их любим, вот так: люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя, очень много раз. А потом наступал вечер, и нам с ними надо было расставаться, и снова: одна и та же квартира, одна и та же постель. Сон. А потом, позже, эти люди с которыми мы встречались, предлагали остаться у них переночевать, в этом не было ничего страшного. А потом они хотели прийти к нам домой, и пора было уходить от этих людей - извини, но мне пора уходить, извини, но нам необходимо расстаться. Некоторые плакали, некоторые угрожали, некоторые не угрожали, но было ясно, что они хотели с нами сделать - и тогда мы быстро собирали чемоданы и перемещались в другой город, мы двигались по стране с востока на запад, впереди нас ждала Москва - место, где мы навсегда потеряем друг друга. 

Пока этого не случилось, расскажи мне о нём: волосы цвета ивовых прутьев, порезы на лице, кости, которые гнутся и не ломаются под волнами ударов. Голубые глаза - они плачут, когда ты стреляешь ему в затылок, глаза ребёнка, защищающего мать. Расскажи мне о ней, диких конях, урагане рыжих волос, захлебнувшейся атаке, молочных скалах у огненного моря, о перетекающей под кожей истоме и серебряных звёздных рыбах, резвящихся в озёрах глаз. 

Расскажи мне о них. Страну передёрнуло в темноте, так мертвеца передёргивает от удара током. Дёргается поезд, везущий их, ударяются друг от друга вагоны. В тамбуре накурено и холодно, и железные зубы лязгают, обливаясь ламповым соком. В темноте вагона горит взгляд парня с нижней полки, ты сводишь его с ума, стонешь и двигаешься под одеялом, - это наш дом, мы дома с тобою сейчас... Больше рассказывать не могу - ведь они почти что приехали... 

Москва больше любого другого города, и мы любим друг друга прямо на улицах, не скрываясь. 

Здесь все те, кого мы бросили, превращаются в деньги. 

Переход закрывается в час. 

Москва - это наёмный убийца. 





ВДРЕБЕЗГИ 

Скульптор сам напоминал произведение искусства - массивное тело, скрытое тёмно-бардовым шёлковым халатом, вьющиеся волосы, римский нос, камень, из которого был сделан этот человек, пришлось тащить издалека контрабандой через российско-греческую границу. Звеня ключами он отпер железные двери мастерской и отошёл, пропуская внутрь людей в форме, выключатель - слева от двери, послышались глухие удары, идиот, сколько раз тебе говорить, сфотографируй прежде чем ударить, потом бей, вспышка, вспышка, вспышка. Новые удары, знаете, не хочется вам мешать, но я вообще-то вчера поздно лёг, так что я пожалуй досыпать пойду, пропусти. Пропусти его, он же сбежит, у них обоих был дурацкий вид - извалявшихся в гипсовой пыли, чихающих, с красными глазами призраков из китайской оперы. 

Возможно, вы и вправду полагаете, что найдёте какой-нибудь труп или оружие или наркотики или хотя бы несколько похабных фоток - то, с чем вы, ребята, привыкли дело иметь... возможно, вы даже и найдёте что-нибудь в этом роде, только мне лично, если честно, уже всё равно, я понимаю так, что вы пришли уничтожить труд нескольких лет моей жизни, приятно, наверное, чёрт возьми, иметь маленький кусочек власти, унижать других, прикрываясь формой - наверное, надо быть очень смелым для этого... чего ты сказал? я всего лишь леплю гипс, ну а вы всего лишь разбиваете его, не так ли, и раз я вам не мешаю - не мешайте и вы мне, ладно? руки, руки убери! убери руки, я сказал! 

По-моему, Твою точку зрения он уловил. Ещё бы, мать его! (Пинать этого гиганта, рухнувшего на пол, было всё равно, что пинать камень). Ну что, пошли продолжим? Нет, мне кажется он был прав - ничего мы тут не найдём. Но ордер-то, ордер-то вот он! Если тебе это важно, но что касается меня - я пас. Фигнёй страдаешь, однако его напарник уже уходит, успевая услышать только: только не жди от меня хороших снимков! 

Вооружённые кувалдами и фотоаппаратами, вандалы заполонили город, и тебе потребуется вся твоя выдержка и сноровка, чтоб добраться живым до ближайшего перевязочного пункта. 

Снова ты влип, бинты, перекись, халат медсестры распахивается, пропуская его руку, нет, ты не понимаешь, это война, против меня ведутся боевые действия! кем ведутся? - она вздрагивает и следует за его рукой, одновременно обрабатывая перекисью рассечённую бровь, замирает, прикрывая глаза, и потом продолжает танцевать под медленную, медовую и ленную, музыку его руки, руководящая движениями руки кукловода кукла, лёгкая, будто водород наполнил мне лёгкие, я вытягиваюсь и танцую воздушной змеёй вдоль белой стены... он дёргается, и задрав ему рубашку я вижу огромный синяк у него на левом боку. Я становлюсь на колени, чтобы поцеловать его. 





ПОЗНАКОМЬСЯ С Л. 

Зимой предметы становятся легче, чем их названия, как бы наполняются газом изнутри - и взлетают к небу, ты витаешь где-то в облаках. И Л. - она точно такая же. Экзамен, тебе что-нибудь говорит это слово, Л.? Экзамен - это когда молния на куртке не хочет расстёгиваться, говорит она. 

Высокие потолки, огромный зал на третьем этаже консерватории. Л. садится за рояль, начинает играть и обнаруживает, что (наверное в этом виноват начищенный до тусклого блеска паркет) от её прикосновений к клавишам рояль двигается, будто дышит. Само собой разумеется, когда последние аккорды отзвучат, Л. (и я, и ты сделали бы то же самое на её месте) незаметно толкнёт этот рояль, и тогда он пронесётся через весь зал и, высадив окно, рухнет вниз. 

Грохот и рёв, подбеги и посмотри: на снегу под окном - ничего, кроме круглых следов слоновьих ног. Они приведут нас к центру города, где в посудной лавке, в китайской фарфоровой тарелке эпохи династии Мин (каждый рояль знает это) в маленькой трещинке живёт новая лёгкая сумасшедшая музыка, грозящая хозяину лавки полным разорением! 

Женщина, принимающая у Л. экзамен, зловеще улыбается: площадь в центе города оплетена липкой паутиной (прохожий, похожий на тебя или меня, перепрыгивая и пригибаясь с лёгкостью проходит сквозь неё, может быть лишь сквозь зубы выругавшись в адрес городских властей - но что делать роялю?) и слон, не сумев затормозить, с разгону попадёт в ловушку, забьется синим мотыльком, и обессилев, позволит высокомерным грузчикам схватить и поставить себя на место рояля. 

Экзаменатор (похожая на скрипичный ключ) мечтает оплести весь мир своей паутиной, превратив его в склеп, она боится умереть и хочет похоронить себя живой. Будь на то её воля, она бы похоронила Л. вместо себя, но Л. - индийская принцесса, несносная девчонка и повелительница слонов, к ней не так-то легко подступиться... к тому же ещё есть я и ты на улице за разбитым окном - и под наши аплодисменты Л. берёт со стола клейкую от неудов зачётку и, кутаясь в королевскую мантию, покидает склеп консерватории - конечно же, верхом!

Купить книги с участием Максима Чарли Чехова