Сказка о сердце Ионы

Он играл короля. Играл так долго, что, когда после пьесы возвращался к себе домой, в его походке еще было что-то царственное. Он вошел в зал, лицо дочери повернулось к нему - опухшее, заплаканное. Он застыл на пороге:
- Что с тобой?
Она обессилено махнула рукой туда, где стоял его подарок - черный как смоль рояль:
- Вот. Его доставили сегодня утром.
- Но почему ты плачешь?
- Я... сначала не решалась сесть за него... слушала, как играют подруги... Думала... - тут ее голос надломился. Она сделала паузу и продолжила - гораздо тише, почти шепотом, - ...думала - дождусь вечера и тогда поиграю... Села, а он молчит - ни звука...
- Не может быть, - он сделал шаг вперед, но она остановила его:
- Не надо, - страх в ее глазах был так силен, будто она не узнавала отца, будто он был незнакомцем, встреченным в чаще. Потом новые слезы смыли страх. Она устало прикрыла глаза:
- Так устала!.. Будто неделю не спала, - беспомощная улыбка, осветившая ее лицо, позволила ему наконец приблизиться. Обняв, он поднял ее и понес в спальню:
- Ну что ты... сегодня тебе уже шестнадцать, а ведешь себя все еще как маленькая... Ну, успокойся, - он уложил ее в постель, подоткнул одеяло. Прошел по всему дому, туша свет.
Некоторое время после того, как свет погас, в зале, где стоял рояль, ничего не происходило. Потом скопище теней в одном из углов комнаты зашевелилось, выпуская наружу белое пятно лица. Раздался слабый звон бубенчиков.
Огибая пятна лунного света, падающего на пол сквозь огромные окна, как тигр подкрадывается к добыче, шут начал подбираться к роялю.
- Тихо, - шептали губы за белой маской. - Тихо...
Два черных паука опустились на клавиши, переступили по ним и попытались играть, но напрасно - мелодии не было. Постепенно шут начал приходить в нетерпение, яростно бил по клавишам, но звон бубенчиков продолжал оставаться единственным звуком, раздававшимся в зале.
- Освободись. Черт возьми, освободись же! - гневно шипел он.
Вспыхнувший неожиданно свет заставил шута змеем исчезнуть под роялем. На пороге зала стоял отец девочки.
- Странно, - пробормотал он, окидывая взглядом комнату, - я был уверен, что слышал что-то...
Вновь раздался слабый звон, на этот раз - за окном. Отец подошел к окну, но кроме изгибающихся под ветром ветвей деревьев ничего не увидел.
Из леса освещенное окно среди качающихся ветвей казалось отблеском черного огня, черного костра. Белая маска склонилась над костром:
- Что может быть подлее, что? Они встречаются, влюбляются, женятся... и живут долго и счастливо, совершенно не те, другие, чужие люди... и будь я проклят, если кто-нибудь поймет меня!
Светало. Сизый дым стоял на поляне - над потухшим костром. Сизое небо, притаившиеся деревья...
Свет с трудом пробился через мутное окно придорожной забегаловки, и какая-то пьянь, задремавшая за прилавком, вдруг вздрогнула и проснулась:
- Да вы что, никогда не закрываетесь?!
Слуга за прилавком на секунду оторвался от своего очень важного занятия - он протирал стаканы - и, окинув взглядом "посетителя", вновь возвратился к своим обязанностям:
- Никогда.
- Ну тогда налей мне чего-нибудь!.. я ведь говорил... ее отцу, говорил, говорил... я говорил, ваше величество, говорил, ваша дочь больна... сердце Июны, ее Июной звали, сердце не перенесет музыки... я... это, - допив, он придвинулся поближе к слуге. - Это как семена, - пьянчуга сжал пальцы правой руки в щепоть и поднес к лицу, остановив на них свой взгляд с явным усилием, - семена, понимаешь?.. Семена... страшной боли, растущей... из сердца. Налей еще.
Эту порцию он выпил уже залпом.
- Боли - и дальше? - слуга взял следующий стакан.
- Боли! Они росли и погибали - понимаешь? Как судороги, как молнии, как... как...
- Ожоги?
- Во, сечешь!.. Налей и себе за мой счет - за сообразительность.
- Для меня слишком рано.
- Ну так налей потом! И - забудь то, что я говорил о сообразительности.
- Забыл.
- Вот... и, короче, представляешь, появляется этот парень, флейтист. Гениальный, конечно же... все они... Я отцу говорю, ну все, говорю, он ее убьет. А отец - ни в какую. А этот каждую ночь - под ее окно, и ну играть, ну играть! А отец ничего не слышит, спит - и все - пушками не разбудишь. И вот однажды... черт... однажды - ну?..
- Однажды я пришел к ее окну, - слуга продолжал смотреть на стакан, но руки его застыли. - Я сочинил в тот день мелодию - красивей я не сочинял за всю мою жизнь...
- Вот! Молодец! Умница. Только, знаешь что...
- А она! Она... сказала, что своей игрой я причиняю ей боль!..
- Ох, как же она тебя задела! Только, знаешь что - не надо было тогда тебе ее проклинать - ой, не надо было!
- Кто вы? Что вам здесь нужно? - слуга начал медленно, не сводя глаз с пьяницы, огибать прилавок; вид у него был довольно-таки угрожающий.
- Ну-ну, зачем же так, - попятился тот к выходу. Хмель мигом слетел с него, - я ведь всего лишь - шут! - и в мгновение ока его лицо скрылось за маской.
От неожиданности слуга рассмеялся.
- Да, это очень смешно, это ведь шутка - как и то, что с той ночи ее больше никто не видел. Она исчезла - вот так! - маска упала, белые осколки разлетелись по полу, затерялись среди окурков и пустых бутылок. Флейтист остался один - наедине со своим горем.
Наедине с собою, под зеленым сводом ветвей, шла девушка через лес - лес тихо и незаметно вел девушку с собою... вдруг она остановилась - ей показалось, что одна из теней на ее пути ожила: фигура женщины в черном длинном платье прошла перед ней и скрылась в чаще.
- Нечего бояться, - услышала девушка. - Не бойся. Так прекрасно в лесу. В лесу - потеряешь свое и не обретешь чужого. Иди.
Шаг, еще шаг... он открыл глаза. Что разбудило его? Он никак не мог понять.
Тихая музыка - кто в его доме может играть? Воры-музыканты? Бродяги-гастролеры? Мелодия была так красива и необычна...
Стараясь не шуметь, он вышел из спальни. За роялем в зале никого не было, но музыка доносилась именно оттуда. Подойдя ближе, он увидел вибрирующие под молоточками струны - клавиши не двигались. Потом музыка усилилась, струны начали лопаться одна за другой, но она все не переставала, красивая и печальная.
Он нежно, как гладят по голове, пытаясь успокоить, ребенка, провел рукой по роялю. Поднеся ладонь к глазам, он увидел, что она вся в крови.
Зазвенел колокольчик у двери. Потом еще и еще раз... он попятился от инструмента и пошел открывать.
Свет из прихожей осветил кусок дорожки и девушку на нем. Красивое лицо с закрытыми глазами поднялось навстречу свету. Глаза открылись.
- Я заблудилась в лесу, не могла найти дорогу домой, и вот...
- Прошу вас, проходите.
- Я очень долго шла, пока не поняла, что мне уже не вернуться, - войдя, сказала она. Только теперь он увидел, насколько она красива. - А потом я услышала музыку...
- Ах да, музыка! - когда он увидел девушку, музыка прекратилась, но понял он это лишь сейчас. Он было метнулся в зал, но девушка схватила его за руку.
- Подожди, - сказала она. Он почувствовал ладонью что-то мокрое и липкое, и вспомнил про кровь. Но это ее рука была в крови, его же - была чиста.
- Подожди, - повторила она шепотом. Ее лицо приблизилось - в глазах можно было увидеть целый мир.
- Такие дела, - услышал флейтист и обернулся - позади него стоял шут. Их фигуры были едва видны на свету, падавшем из окна зала. Флейтист стоял здесь уже давно.
- Такие дела, - повторил шут. Флейтист снова обернулся: дом исчез. Они с шутом были на поляне где-то в лесу. Их разделял черный огонь, разбрасывающий белые отсветы по поляне и темным высоким деревьям.
- А ты все никак не можешь успокоиться - не так ли? Видишь же - все хорошо.
- Я люблю ее.
- То, что ты называешь любовью - я посвятил этому песню. Дай сюда, - он вырвал флейту у него из рук. Поднеся ее к прорези для губ, он извлек вой, сразу начавший опускаться все ниже и ниже, вдруг перешедший в визг - и снова упавший...
Без сил, флейтист опустился перед костром.
- Хочешь притворяться мертвым - притворяйся. Пойду, в другом месте поиграю. Прощай, - шут скрылся из виду, но его хриплое бормотание еще долго раздавалось где-то в чаще:
- Флейта... хороший инструмент... хороший, - снова раздался вой. - Я ж говорю, такие дела, говорю - встречаются, влюбляются, значит вот, а потом девушка находит себе другого парня... или парень - другую девушку... ну и живут они - долго и счастливо. Но лучше об этом расскажет - песня!
Грудь флейтиста снова приходит в движение. Взгляд оживает, следит за огнем, танцующим под дикую песню флейты, похожую на плач сотни волков... на их смех.


...у костра в ночном лесу я сижу. Жду. А чего, собственно? А того же, чего и всегда, чтобы кто-нибудь, прохожий какой-нибудь пришел - у огня погреться. Я бы у него погрелся. Ведь без него мой костер гореть не будет, он наконец-таки догорит. И я увижу свет...

Купить книги с участием Максима Чарли Чехова