|
Во сне и наяву |
|
("Московский рабочий ", 2001 г.) |
| * * * Безумная. Уж лучше быть Горгоной, Зловещею улыбкою своей Всех убивать и превращать в колонны И жить потом среди немых камней. Но я так не могу, я так не смею - Чем лучше я? - свой ужас не таю - Закрыть глаза - и я окаменею. Забрать слова - и превращусь в змею. 2000 * * * Стой, одиночество, не торопи коней. Ещё успеешь насладиться бегом. Помедленней кати свою телегу - На пир богов - в мир страхов и теней. Твоя дорога и упрямый мул Не задают мучительных вопросов По мостовой стучат твои колёса - Вот-вот услышу отдалённый гул 2000 * * * Летним вечером нечего делать Лишь бездельницам - в поте лица Варят ягоды - меткие стрелы, И насквозь поражают сердца. Ну а я - не жена, а обуза Для любой полноценной семьи: По ночам приходящая Муза Отнимает все силы мои. 2000 ПОСЛЕ ДОЖДЯ После ливня осыпались розы, Как слепые и словно без сил. Принимают усталые позы - Будто выросли возле могил. Отдыхают ненужные лейки. Молодёжь постигает азы На зелёной садовой скамейке, Мокрой после июльской грозы. 2000 * * * Б.Н.К. Ты скажешь мне: "Воскресни!" - я воскресну, Ты скажешь мне: "Умри!" - и я умру. Моё слепое взбалмошное сердце Послушно, словно флаги на ветру. 2000 АЛУПКА К львам, лежащим на пороге, С белоснежной дивной шерсткой, В долгой мраморной дороге Перепачканной извёсткой, Нас зовёт душа Боннани От шотландцев и Тюдоров1, Всё построивших заране - От соборов до заборов. Уголок, забытый столик, Автор, утонувший в Лете. Чёрной магией майолик Очарован южный ветер. Зимний сад - души отрада, Трёх столетий фикус вьётся - Гость с небесного фасада - Смертным в руки не даётся. Статуэтки и камины - И душа твоя, Татьяна, - В рисовой соломке тины Ни малейшего изъяна. Более чем оболочка - Эта девочка босая. Лопается, будто почка, Платьице, с неё сползая. Разноликая лепнина Белоснежнее капустниц - Кыш, ведь это не витрина! - Где найдёшь таких искусниц?.. Львам не будет одиноко - Глажу и даю им клички. Им - лафа, другим - морока Людоедские привычки. И, как Бог, я вынимаю Из ореховой скорлупки Не дворец, а слепок рая, Не на небе, а в Алупке. 1997 * * * И я всегда одна средь многих лиц весёлых, А все мои друзья - среди теней печальных Верблюду - бедуин, а мне - мои глаголы Милее всех даров от близких или дальних Ленивой, мне стихи милее, чем романы С мужчинами и те, что в твёрдом переплёте - Страничка, а на ней затянутые раны, Которые, увы, так блёкнут в переводе 1998 * * * Как в обмороке. Ходит, не спеша, С утра до вечера в одном халате, Как опием обкуренный паша, Как килька полудохлая в томате, Моя дурная Муза Любит спать. Раскинется, и шлейф её оборок Не аккуратно ляжет на кровать, А весь скукожится. И гладишь раз по сорок - Всё без толку Какая ерунда Опять всё не путём в летейской страже: Кому-то - слишком яркая звезда, Кому-то и свеча не светит даже 1997 В ПЕРЕДЕЛКИНЕ Все в рубашках смирительных боги. Чистый пол. И в графинах - вода. Надоели чужие тревоги Как кухарке - чужая еда. На столе - круглый диск телефона. На балконе - сплошная лафа. Пообвисла немного корона, Но зато не хромает строфа. Располневшие музы по праву Вас ведут на вечерний омлет, Обещая посмертную славу И - пожизненно - собственный бред 1999 * * * Б.Н.К. И, очарованная в дым, Свой чёрный - с Вашим голубым, Без всякой посторонней цели, Скрещу как шпаги на дуэли И ток по этому лучу Течёт такой, что я лечу. 2000 * * * Б.Н.К. Когда во мне всё плотское умрёт - Ни жара, ни усталости, ни бреда - Моя тоска так сладко запоёт, И пораженье будет как победа. Слова придут, прохладны и легки, Как слёзы на кладбищенском граните. Вам от меня нужны одни стихи?... Всё правильно - три года не звоните. 2000 * * * А.З. Устроив показательный процесс Над тёмными желаньями моими, Ты растворился в воздухе, исчез, Забыл мой адрес, перепутал имя. И я стою с протянутой рукой. Моя корысть - не медь и побрякушки, А ночи чёрные с щемящею тоской И стон глухой на шёлковой подушке. 1997 НА ДАЧЕ Здесь ласточки и трясогузки Махали длинными хвостами И воздух вышили, как блузку, Тончайшей гладью и крестами. Сквозь перекладины забора - Суровый атеист на паперть - Глядит смородина с укором, Как на запачканную скатерть И слепнет. С ленью нету сладу - Такая ломота в суставах. А влюбчивые лягушата Расквакались во всех канавах. Шиповник, немощный затворник, Губами скомканными шепчет - Так, забываясь, мрачный дворник Бормочет, будто ищет жемчуг. И даже к сердцу иноверца Пристанут липкие, как глина, Горчичное сухое тельце Осы и тёмный зуд осиный. 1988 ХУДОЖНИК Он - ловец красоты. До чего же хрупка его клетка из слепых паутинок и из клейкой тягучей смолы. Мир затих. Не дрожат даже чуткие звуки на ветках, изнывая от жажды гармонии - от немоты. И художник застыл - не спешит оторвать, отодрать от коры эти нежные бледные тени удивлённо застывших растений. Как бездонные ямы, глаза за ползущим жуком, за улиткой, уставшей от лени, всё следят и слезятся. Оса пролетает у губ, и сухое горчичное тельце её похоже на шкуру гепарда. И хрустящие травы, поднявшись до самых колен, заслоняют - ревнивцы! - смазливые лица ромашек. Художник, скорей! Улетят - не поймаешь!.. Но он позабыл распахнуть свою клетку. И мечутся звуки, залетая и в уши, и в рот, и в глаза... 1988 * * * Я знаю о любви почти что всё: Как любят, ждут, изводят, изнывают, Целуют руки, подают пальто, Уходят прочь, и напрочь забывают... Как, идола воздвигнув из любви, Городят ересь и как мрут от скуки. С лицом холодным стискивают руки, Ногтями в кожу впившись до крови Я знаю, как о ней не говорят, Как рифмы от бессилья подбирают... Как на огне мучительном горят... А, впрочем, от неё не умирают... 1987 * * * И каждый раз в наполненный автобус Своё большое втискивая тело, Я вспоминаю Мальтуса. А ночью, когда воображу себя пророком И мне мерещится усталый голос Бога, Диктующего мне свои посланья, Я с ужасом его читаю мысли Среди богов, по счастью, филантропы Встречаются пока что много чаще, Чем откровенные мальтузианцы И лишь поэтому нас здесь ещё так много 1999 * * * Отмерено, отрежь, от страха холодея - Пусть не казённый дом, но всё одно - страданье, Чуть тёплая ещё, но всё-таки Медея - Прекрасное лицо, змеиное дыханье Позором будет пусть, но чёрною косою Насытиться успей, идущий на закланье И что тебе теперь беззубая с косою - Вдохнёшь в себя туман - исполнится желанье 1998 РОССИЯ Погода хуже, чем природа - Мороз, распутица, мороз. Лишь крепко пьющая порода Отсюда не воротит нос. И не для нашего народа Свободы головная боль - Не опьяняет нас свобода, А отравляет алкоголь. Авантюристы и пропойцы Берут за так, берут за медь, Но что поделать, мы не горцы, Чтоб за пенаты умереть. Гимн не написан, путь не ведом, Не доплывают корабли, Но дым сражений, вкус победы Ещё нам блазнится вдали. 1998 * * * Мой изначальный родовой порок, Стихи - запутанная цепь ассоциаций, Тотем, наследство войн и радиаций, Источник зла, клеймо моё и рок. Мне не найти покоя и тепла - С утра до вечера и ночью каждой Томима бесами и адской жаждой, Я - вечный Латник, в поисках угла. Над бездной вод прикована к скале, Как Прометей, отвергнувший Пандору, И в страхе птицы облетают гору, Наслышанные о моём орле. Прочь, образина, мерзкое отродье! - Опять пришёл и требует оброк - Не хочешь?.. Что же, запасайся впрок, Дай боже, ты подавишься сегодня!.. А там, внизу, - весна и половодье Но мне, неблагодарной, всё равно С кем неразбавленное пьёт вино Венера бледная, разлучница и сводня 1997 * * * Я была такой спокойной - Как удав И что мне войны, Наводнения, пожары, Голод, тот и этот свет, Если я тебе и даром Ни на ужин, ни в обед Не нужна - как ягуарам Мусульманский минарет... 1997 * * * Б.Н.К. Всё сожжено - мосты, надежды, город. Чудовища, ползущие во тьму, Ещё внимают зову моему, Но отрезвление наступит очень скоро. И нет надежды, нет такой опоры, Подобной нерушимому столпу, Которая сквозь пропасти и горы Меня вела бы к сердцу твоему. 2000 В ПЕЩЕРЕ Там, глубоко, в подвалах темноты Неутомимая идёт работа - За каплей капля неживой воды Стекает с камня, словно струйки пота. И, нежный, вырастает сталактит - Творение бездушное природы, А снизу вверх, сквозь твёрдые породы, - Его близнец - любовник - сталагмит. Красавицы, красавцы и уроды, Рождённые водой в одной воде, Закованы под мраморные своды - Но ведают ли о своей беде? И каждый страстью пламенной объят. Нет жребия прекрасней - вечно грезить Как тысячи столетий пролетят И намертво - в граните и железе, Свершив кровосмешения обряд, Они сольются в дивный сталагнат. 1997 * * * Нет ничего прекраснее дождя, Когда спешишь на тайное свиданье, И даже профиль бывшего вождя Отмыт до блеска лунного сиянья. И крылья выросли, и я теперь не слон, А выше всех порхающая птица. Я - вертопрах, считающий ворон. Что сфинксы мне и что мне фараон, Когда мне по ночам такое снится? 1997 ЛИМАН Пахнет рыбой и озёрной тиной. Паутиной разрослись осоки. Вся путина слышит крик утиный, Жалобный такой и одинокий. Лодка, чуть покачивая боком, Мерно движется по водной глади. И скрипят уключины, как строки Или, может быть, как тигра гладят. 1987 * * * Б.Н.К. На сердце - оковы, Ни дома, ни крова, Брожу и ночую во рву - Попался мне ангел-хранитель суровый, Вот с ним я теперь и живу 2000 * * * А.З. Вода - как яд, и льётся водопадом Из купола в этом лесном медресе. Упали на землю, побитые градом, Ромашки в лесу и внизу, на косе. Промокла сирень, и стоит на опушке - Глаза голубые фатально чисты И как-то рассеянно смотрят лягушки, И томные ивы наводят мосты. И веткой качает не дикая слива - Нагая подельница местных дубрав, А та золотая маслина, олива, Мокрые ветки до неба задрав И каждая тварь ищет место посуше - Куда бы поставить двойную кровать И мне ли - порочной, промокшей, продрогшей - В Офелию снова и снова играть 1997 МЕДВЕДЬ-ГОРА Влип Аюдага раненый медведь - Пал обессилено, и как ему напиться - Всё море выпить, а потом реветь - Безумной Ифигении страшиться. Бежать через Ангарский перетоп К пещерам карстовым на склонах Чатырдага И, в скалы спрятав свой "бараний лоб"1, Лежать на дне небритого оврага. И, магмой заливая Партенит2, Как смертным потом, - прятаться и злиться, Но Ифигения тебя не умертвит - Ей любы человеческие лица. Дочь Агамемнона, покорный твой медведь Серо-зелёной головой склонился, Взгляд диабазовый не смея упереть, Всё пьёт и пьёт, но он давно напился - И жар вулкана в жерле охладился, И смертный пот успел окаменеть. 1997 * * * Освистан, даже искалечен, Дождь танцевал на мостовой, И так почти по-человечьи Слезился глаз его кривой Под гул заслуженных оваций Раскланялся в рассветной мгле И резкой сменой декораций Вдруг распластался на земле. 1987 ЭТИ МУЖЧИНЫ Сказал, что нравятся блондинки. Я перекрасилась - провал: Среди мужчин на вечеринке Он лишь ко мне не приставал... Вчера сидели на скамейке - Мужчины, кто ж им угодит?! - Сказал, что нравятся еврейки - Придётся изучать иврит?! 1997 * * * Глаз, что слева, слишком узкий, Тот, что справа, много шире: То ли муж мой слишком русский, То ли тесно нам в квартире. Как он худ, помилуй, небо!.. Я же вечно забываю: То ли муж на кухне не был, То ли я там не бываю. 1998 * * * Ночь. Выбегаю в ледяную стужу - Полураздета, будто на пожар - Грудь нараспашку и душа наружу - И завтра непременно будет жар. Но это завтра. А сегодня Муза Меня ведёт и дарит мне, шутя, Греховный плод греховного союза - Стихию ветра и стихи дождя. 1997 * * * Готовясь жить когда-то полной мерой, Я дом свой превратила в монастырь. Но бога нет. В часовне пахнет серой. А вместо сада - свалка и пустырь. Свой путь земной пройдя наполовину, Спешу печальный подвести итог: Я слишком долго разминала глину, И вот она рассыпалась в песок. 1999 * * * Б.Н.К. Пора о боге думать Я смешна Грешна? Конечно. Боже, как грешна Холодный мрамор к сердцу прижимая, Я и сама почти что неживая 2000 ПЕРЕДЕЛКИНО Здесь ходят боги. И при сильном ветре Они по воздуху летят. И так беспомощно и едко Они вокруг себя глядят. И, сняв нахмуренные шляпы, С усмешкой чеховских врачей Они ощупывают запах Больных, ослабленных вещей. И углублённо, как корова Жуёт траву, жуют сюжет. И лезет розовое слово Из отворотов и манжет. И сны твердеют и крошатся, Как ломкие карандаши, В их беспокойных влажных пальцах, Приникших к ссадинам души. С придирчивой заботой нянек - Кормить и вытирать носы - Они оттачивают грани, Как бороды или усы. Любимцев - самых непослушных, Капризных, плачущих детей Они ведут из комнат душных, Бросают у чужих людей, Безжалостные как кукушки - Их забывают и опять Над тенью призрачной корпят - Над строчкой, лёгкой и воздушной... 1988 НА БАЗАРЕ Здесь иногда не просто людно, Здесь в воскресенье встретить можно Цыганку, пляшущую с бубном В длиннющих юбках красно-чёрных. Здесь рядом с горами салата, С морской капустою жемчужной Сверкают взором газавата Тугие персики и груши Из плоти сладкой и прохладной, В матёрчатой шершавой коже. Они как дыни ароматны, И, впрочем, продаются тоже. И фиолетовые сливы, Как окна в белоснежном тюле, Покрыты тонкой плёнкой пыли, На блюде-ложе прикорнули. И нет униженно покорней, Чем эти сломленные позы, В которых застывают розы, Когда теряют кров и корни. Цитируй Маркса и Маркузе, Но черноглазые грузины Глаза насмешливые сузят, Как одесситки в магазине К полудню больше блёклых красок, И зелень разве в суп годится: На солнце выгорают сразу Укропа длинные ресницы. И зябнут кочаны капусты, Дрожа под кипою одёжек, И огурцы, в жару так густо Покрытые гусиной кожей. Здесь не боятся божьей кары, В пустых словах не ищут истин, - Мне говорил художник старый, Устало отмывая кисти. 1989 * * * Как в вечной мерзлоте Аляски, В лесах ещё лежат снега, Но полусонная река Уже кому-то строит глазки Уже торопится апрель, Под кромкой льда томятся лужи, Всей этой чехардой разбужен Эрот, всё чаще бьющий в цель Забыв про зимние привычки, Звереет мирно спавший кот; Почти прозрачен небосвод; С пяти утра щебечут птички; Ещё сосульки-невелички Молчат, воды набравши в рот Но очень скоро электрички С боями будет брать народ. 2000 * * * Мне ремесло не дарит и рубля - Где лимузин мой с мехом ягуара?.. Лишь - свет луны и профиль корабля И море - прямо здесь, у тротуара. 1997 * * * До времени, до срока, до примет Меня, как мёд, притягивало слово. Полжизни прожито, но я, как интервент, На басни книжные набрасываюсь снова Давно уже секретов в жизни нет. И что могу найти я в новой книжке?.. Да я сама дам сто один совет Их автору, безусому мальчишке. Но нет, за-ради красного словца И россказней мальчишки-балагура Отдам последний час и цвет лица И рубль последний Вот такая дура. 1998 * * * Вот, свернувшись тонкой змейкой, Тень скользит через плетень... Говорил, что жить не может, А живёт который день... А если б я была красива, Да ещё цыганочка, Ну что б ты делала со мной, Родимая мамочка?.. 1986 СЛОВА Сбежали. По сонному городу бродят, Как корм для поэтов и для голубей. Поэты с глазами небес голубей Стоят, задохнувшись от хрупких мелодий. Ленивцы и сони, ведь можно проспать - С рассветом в заре растворяются звуки. Смотрите, ведь сами же просятся в руки Слова, от которых нам легче дышать. Быстрее, быстрее подставьте ладони - Осядут сладчайшей цветочной пыльцой... Вы слышите: эти, с сухой хрипотцой - Аккорды грядущих бессмертных симфоний. А эти, невзрачны и тусклы на вид, Звучат удивительно чисто и звонко. Бегите, бегите за ними вдогонку. И тот, кто поймает их, мир удивит... 1987 * * * И Эго - как рантье, забывший стыд и труд: В ушко игольное не лезет мой верблюд 1997 * * * И непреложен только день Рождения, а смерти дата, Судьба, фортуна и расплата - Фантом, и мы, когда не лень, - Ведь дело вовсе не в законе - Могли бы всё переиграть А что Людовик не на троне - Случайность, надо понимать 1998 * * * Ракушка нежная, так много хрупких дел Беглянка бедная, органного союза Осадок, утончённости предел, Солёная как море, как медуза Холодная, без чувства, без души. Без тайных грёз о береге далёком - На что надеется, куда спешит, Куда влечёт её потоком, Игрой неведомой судьбы, Суровым, беспощадным роком Рассыплется, раздавленная богом Без цели, без исканий, без борьбы Так боги нас ведут, что расшибаем лбы Что можем мы?.. Высокопарным слогом Шептать: - Рабы - не мы Мы - не рабы 1997 * * * Огонь потух. И остывает ложе. С ещё болящим раненым плечом Брунгильда спит, отделена мечом, Шкур леопардовых напрасно не тревожа. Пещера в мрак почти погружена. В углу - доспехи, сваленные в кучу. И вспышка редкая звезды падучей, Как в зеркале, от них отражена. И диск луны в крови, и обруч медный - За час забвения заплачено сполна. И до конца не ясно, чья вина Но больше не услышишь клич победный 2000 * * * Сафо, сожгла и тебя страсть непомерная эта, Высокая жажда души смертного Богом назвать Кто тебя более был в этом деле искусен, В уменьи пленять словом и взглядом одним, Но и тебя сжёг огонь, испепелил твоё сердце, Затуманил глаза, разум тебе помутил 2000 * * * Вначале - шёпотом, потом - наперебой Читаю все подстрочники с изнанки. И чувствую за собственной спиной Дыханье зверя или даже вой, И заплетается язык, как после пьянки Как, Господи, чудовищен мой зверь, Клыки огромные и страшные зубищи. Я убегаю, закрываю дверь, Но, видимо, сегодня без потерь Не обойтись О, боже мой, их тыщи, Таких зверей, и все они ревут, Зовут меня, ломают дверь когтями, Зубами острыми её на клочья рвут Бежать Осталось несколько минут Но нет, я скована железными цепями Столь крепко, что свободен лишь язык Кричать нет сил, но я кричу, и крик, Почти что рык, становится стихами И ангельский вдруг проступает лик На морде зверя с длинными клыками. 1997 * * * Б.Н.К. Как на чужого - на тебя гляжу. И сердце оглушительно не бьётся. Окно раскрыто. Женщина смеётся - Крылатая, которой я служу. В груди от каждого прикосновенья Уже не разгорается огонь Я скоро райское услышу пенье, И мелочь положу в твою ладонь 22 апреля 2001 г. КАК ХОРОШО БЫТЬ ГЛУПОЙ! Не стану перечитывать Камю, Монтеня не читала и не буду. В раю мне - ад, в аду - я как в раю, Все книги выброшу, сожгу, забуду, На полке выстрою их аккуратно, в ряд - Пусть тайны вечные навечно сохранят. Всё для того, чтоб ты сказать мне мог: Одна извилина, и та - меж ног. 1997 * * * А.З. Ничто не вечно - знаем оба - Всё кончено на этот раз. Вы не простите мне до гроба Ни грубых слов, ни глупых фраз Не обольщайтесь - эти речи - Всего лишь плата за уют, За наши взгляды, наши встречи, О коих ангелы поют. Ты так далёк, и я - в пустыне. Грустишь - мне хочется рыдать. Промокнешь - я тону в трясине. Моргнёшь - я застелю кровать Вокруг меня - чужие лица, И воздух свежий, и сквозит. Я - вавилонская блудница, Но гром меня не поразит. Перехитри меня, попробуй: Ты - где-то там, в туманной мгле, А с богом договор особый, Он - не указ мне на земле. 1997 * * * Б.Н.К. Да здравствуют свобода и покой! Звезда далёкая светила мне напрасно. Как памятник с протянутой рукой Всегда однообразно безобразна Уже поднадоевшая мне роль. Сейчас она и сыграна неважно. Проходит дрожь и незаметна боль - И утонул кораблик мой бумажный 2000 РАССВЕТ Было холодно... Даже слишком... Новой книгой хрустел песок. И в высокой осоке рыскал Уток выводок. Вспух восток - Зуб больной в воспалённом небе. И заря, поджигая лес, Подняла свой багровый гребень И проснулась. Сладка, как лесть, Ночь спала, Прикрываясь тайной, Но бесстыжие, как врачи Над чадящей, гниющей раной, Раздевали её лучи... 1987 МОЯ МУЗА. Я без неё, увы, почти что тлен. Ей - каждая морщинка огорченье. А мне её любовники - мученье, И вздулись вены от её измен. И мать, и мачеха, дорога в мир теней, С лицом печальным и улыбкой сладкой. Ругаюсь и кокетничаю с ней, Беру её с почти мужской ухваткой - Всё без толку - чем женщина слабей, Тем обольстительней её душа и тело. И вот молюсь - о, только б прилетела И пыль смахнула с голубых теней. 1997 * * * И где бы меня ветром ни носило - Я плаваю не хуже моряков И что мне Бог? Во мне такая сила, Что я сама творю себе богов. 2000 * * * Ты мне даже не любовник - Отчего же видеть сладко Этих губ, сухих и тёплых, И усмешку, и укор?.. Ты мне даже не приятель, Но цветёт весной шиповник От изгнания из рая И до самых этих пор. О, блаженство!.. Я вдыхаю Этот запах - роз и яблок... Ты обманешь. Ты забудешь. Обещаешь - не придёшь. Но, наверно, ты узнаешь, Как такою ночью тёмной Я молюсь тебе, мой ангел, Словом сладким и туманным Заговариваю дождь... 1997 * * * Б.Н.К. Как многого хотела я просить Но больше - жалости: чтоб отворялась дверца, И я своё растерзанное сердце Могла к тебе - погладить - приносить. 2000 ПОМОЩНИК Как Шива - столь же многорук, Но далеко не столь прекрасный Над головой моей паук Висит надувшийся и властный. Не просто поглощая звук, А постигая еле-еле, Берёт на пушку, на испуг Слова, томящиеся в теле. Сосёт мой воспалённый мозг, И, избегая откровений, Отбрасывая их, как воск, Ткёт паутину из мгновений Отсеивая в решето, Всё, что мне дорого и мило, Он всасывает только то, Что я и вовсе не любила. 1998 * * * Сон разума рождает символы. 1998 * * * Наши тёмные желанья - это чёрное на чёрном: Мирно спящая пантера душной ночью африканской. И вокруг неё лианы наших помыслов безгрешных Стать владельцем небольшого, но искусного гарема Сколько странных вожделений И чудовища желаний Острозубых динозавров и коварней, и жаднее Но не будем о приятном, к ночи это неразумно: В тишине услышать могут стоны связанной рабыни Под ударами искусством напоённого бича Одурманенные звери - мирно спящие соседи. Их будить - как людоеда, что смирить себя пытался Абсолютным воздержаньем - лучше бы он обжирался Мясом антилоп и ланей. А упившийся моралью, Он хитрее и опасней праотцев своих пещерных: Эти масляные глазки, гордый вид и рассужденья О богах, судьбе и долге - недурная маскировка Но поверившему больше не понадобятся: шкура Леопарда, лук и стрелы и объезженная лошадь 1998 * * * Бывает больно и пустому сердцу 2000 * * * Я не верила в Бога, но обижалась на него за то, что жизнь должна когда-то закончиться, за то что его дар не вечен. Мне хотелось убить себя - то есть швырнуть Богу его дар обратно - потому, что я слишком любила жизнь. Точно так же я относилась к Поэзии - как к Абсолюту: Когда я прониклась теорией пульсирующей вселенной, я перестала писать стихи - зачем, если мир всё равно не вечен Мне казалось, что стихи можно писать только так - в Вечность 1998 * * * Мы будем счастливы всегда, Пока, теней не замечая, Качает ракушки вода, В морской песок их измельчая... Пока туманная звезда Свои лучи нам шлёт сквозь бездну, Пока лопух и лебеда Прут, заглушая злак полезный 1997 ЮДИФЬ Мой нож остёр, но режет вкось и вкривь - Любовь моя, как ненависть, безмерна, - Задумалась холодная Юдифь Над тёплым ещё трупом Олоферна. Дозорным не слышны её шаги. Всё замерло - рассветная истома. Спит город осаждённый и враги - Им снятся женщины, оставленные дома. Она ушла. Браслеты на ногах Звенели так пронзительно и тонко И голову врага несла в руках - Укачивая тихо, как ребёнка. 2000 "КУРСК" Нам нужно умереть отважно?! Но здесь так тяжело быть храбрым! SOS! Помогите! Очень страшно! Никак не вырастают жабры! 2000 * * * Куда упрямей был Пигмалион1! Я сломана. Я ничего не стою. Мне всё равно: пускай сжигают Трою, И пусть отраву пьёт Наполеон. Ведь там - лишь темнота и тишина А здесь царят чужие пересуды Что смерть? - бокал хорошего вина, Когда и так расплавлены сосуды 2000 * * * Ясно вижу всё воочью: Даже если мы уснём, Ничего не будет ночью, Ничего не будет днём. Лишь в испуге суеверном Осеняют все грехи Светом бледным и неверным Глупые мои стихи. 2000 САФО Бросаясь со скалы вниз головой, Измерить чувство - легче, чем напиться. Актийский мыс - не лучше, чем другой. Дурною славой что ему гордиться? Твоя строфа - изысканный сосуд. Из-за мужчины незачем топиться Уехал1 - что ж, пускай повеселится. А ты - сама себе и бог, и суд. Твой верный слог всегда живёт с тобой, А цепь - разбей, звено разъединится Ну как волне потом о скалы биться, Коль над твоей сомкнётся головой? 2000 * * * Б.Н.К. Мой лоб горит, как будто я в бреду. Наверное, такое на роду Написано - Во сне и наяву - Пока дышу, пока ещё живу, Пока моя ещё трепещет плоть, Сама себя не в силах побороть, - Любить лишь тех, кто любит не меня, А бледный свет от моего огня 2000 ЁЖИК Замер прямо на дороге Ежик маленький, колючий. Только ты его не трогай, Только ты его не мучай. Все друзья его острее - Ему скучно будет с нами. Мы пойдём домой быстрее - Пусть бежит спокойно к маме. 2000 ЭЛОИЗА Тушу пожар по десять раз на дню, Молясь перед портретом Абеляра. И пусть меня настигнет божья кара - Не Бог, а он предал меня огню. Монахиня?! Исчадие страстей! - Дух алчущий в насквозь порочном теле. И сердце в тесной клетке из костей Стучится так, что слышно в каждой келье. Раскаяться? Но в чём? При чём тут бес? Любовь - вот божество и совершенство. Писать Ему - о, чудо из чудес! - За что мне это вечное блаженство? О, прошлое, возьми меня назад - В страну, где каждый миг как сновиденье Казните, но я помню каждый взгляд, И все слова, и все прикосновенья. Я отслужила столько долгих месс, Что заслужила этой скорбной вести - Лишь после смерти - там, на Пер-Лашез - Мы будем вместе. 2000 * * * Голубка, клюй зерно на завтрак и на ужин, Чему тебя учить - ты знаешь всё сама. Горсть золота тебе и даже горсть жемчужин - Какая это пыль для сердца и ума!.. Кормлюсь теперь и я одним насущным хлебом, Живу с огнём в груди и в поисках добра Плыву - как облака - под этим синим небом, Как этот горький дым и вечные ветра Напрасно бьюсь об лёд - успехи и промашки Искоренят вконец - лишь выйду за порог - Зелёную тоску и барские замашки, Горячий чёрный взгляд и родовой порок Так жизни ткань груба, так нить её сурова - Всё бедному рабу напоминает плеть Забыв о мелочах, запуталась в основах - Когда так сложно жить, так просто умереть 2000 * * * И вдалеке ты близко так, Что можно вдруг рукой коснуться, Прийти в сознанье, усмехнуться И снова погрузиться в мрак, И так лететь куда-то ввысь, Куда-то вдаль, над облаками, Минуты путая с веками, - Не замечая, что срослись Мы крыльями - сосуд к сосуду - И кровь горячая спешит От сердца к сердцу - и вершит, Не уменьшая амплитуду, Нелёгкий труд сращенья плоти, Безумный этот, сладкий труд - Переливаясь из запруд - Как всё, покорное природе 7 января 2001 г.
|
| Вернуться... |
| ©Баринова Е. |
| ©"Mik..." |
| Любое коммерческое использование материалов без согласования с автором преследуется по закону об авторском праве Российской Федерации. |